Панорама искусств » Страница 21

Николай Иванович Падалицын

Было заседание общества, но уже совсем не в творческом плане - надо было исключить из общества «Четыре искусства» двух его членов: Николая Ивановича Падалицына и Веру Игнатьевну Мухину. Заседание происходило на Мясницкой, в комнате (она же и мастерская) Константина Николаевича Истомина. Истомин сухо доложил, что Падалицын был участником контрреволюционного заговора, в связи с чем арестован (а потом расстрелян).

Несколько бодрых пейзажей

Вооруженный «теорией образа», которую я им изложил, я обозвал их «формалистами» и сказал, что формалистической их критики не признаю. (Сколько раз потом я слышал это уже по своему адресу от других художников.) Кузнецов, наверное, такого отпора не ожидал, ерзал на стуле, который стоял у самой двери в соседнюю комнату, стул сдвинулся, дверь открылась, обнаружив выразительную, но не слишком эстетическую картину однокомнатного быта семейства моей сестры.

Тайное пристрастие к Терешковичу

Мидлер с подчеркнутой торжественностью ввел трех корифеев - Павла Варфоломеевича Кузнецова, Кузьму Сергеевича Петрова-Водкина и Мартироса Сергеевича Сарьяна. По какому-то удивительному совпадению и Петров-Водкин, и Сарьян оказались в Москве.

Квартира на Софийской набережной

Квартира наша (если ее можно так назвать) помещалась на Софийской набережной, в бывшем благотворительном доме для вдов и сирот, построенном известным Бахрушиным. Это определяло ее особенности. Две небольшие смежные комнаты и кухня, она же прихожая, от которой перегородкой не доверху была отделена конурка, которая и была моим жилищем.

Жизнь Иосифа Александровича

Иосиф Александрович очень меня интересовал. Из рассказов Леблана я узнал, что он окончил финансовый институт, работал в Государственном банке, там его очень ценили. Он делал карьеру по службе, и вдруг все это бросил, чтобы всецело отдаться любимому делу - скульптуре. Не знаю, на какие средства он жил. Родители его были в Ташкенте, может быть, они ему помогали.

Иосиф Александрович Рабинович

Собралось нас человек шесть или семь, смотрели акварели, сидя за столом. Но Иван Васильевич, видно, давно уже никому ничего не показывал, и его светлые глаза блестели от возбуждения. Все это было достаточно грустно. Как и чем жил этот человек - не знаю, во Вхутеине он последние годы не преподавал, книг не иллюстрировал, в театре не работал и каким-то непостижимым образом остался верен беспредметному искусству двадцатых годов.

Помещения у общества

О творческих вечерах. Таких вечеров было два - Ивана Клтона и мой. Иван Васильевич Клюн (его настоящая фамилия была Клюнков, но однажды он написал на дверях своей квартиры - «Художник Клюнков умер - родился художник Клюн»). Как писал похороненный им Клюнков - я не знаю, а художник Клюн был бескомпромиссным абстракционистом.

Общество, затравленное и оболганное

Истомин объяснил нам, чего от нас ожидает общество - ответа на животрепещущие запросы современности, работы над тематической картиной. Ему эти требования, вероятно, в создавшейся ситуации казались естественными, даже самоочевидными, и он наверняка не ожидал встретить жестокий отпор со стороны своих учеников, а они разошлись вовсю.

Агрессивная группа основателей РАПХа

Мы были разного возраста, происходили из разной социальной среды, а объединяла нас личная дружба и неприятие рапховской демагогии, расцветшей у нас на монументальном отделении, где сбилась самая агрессивная группа основателей РАПХа - Вязьменский, Мирлас, Цирельсон и другие.

Общество студентов монументального отделения

Я, воспользовавшись болезнью, ушел сначала в отпуск, а там и совсем, и вскоре ушли Эделынтейн, Павильонов и Прокошев. Но все равно Вхутеин доживал последние дни, и монументальное отделение, как часть живописного факультета, переведено было в Ленин- град, в Академию художеств.