 |
|||
Главная :: Галерея картин :: Ссылки :: Галереи, выставки :: Летопись ВОВ :: ENG Своеобразие духовной атмосферыМожет быть, стоит упомянуть, что в силу свойственной нам обоим церемонности, мы никогда не переходили на «ты» и обращались друг к другу по имени и отчеству. Я помню, что уже с первого дня прихода к Хармсу почувствовал своеобразие духовной атмосферы его дома, ее несхожесть ни с чем ранее виденным и испытанным, хотя и не смог бы тогда определить, в чем именно она заключается.  Дружба с первого взглядаШекспир в «Ромео и Джульетте» и Хемингуэй в замечательном романе «По ком звонит колокол» рассказывают об этом почти одинаково, при всей несравнимости описываемых обстоятельств, быта и психологии персонажей. Но что же такое любовь? Не вдаваясь в теорию и не претендуя на исчерпывающие определения, приведу лишь слова В.В.Розанова, которые, по моему убеждению, отмечают едва ли не самое важное: «Хорошо только там, где ты, а без тебя повсюду уныло и скучно», Главное в любви - это стремление быть вместе. Существование, лишенное духовного содержания и смыслаЧуда не было год назад и не было вчера. Оно не произошло и сегодня. Но, может быть, оно произойдет завтра, или через год, или через двадцать лет. Пока человек так думает, он живет. Знакомые Даниила Ивановича Было одно произведение изобразительного искусства, о котором следует рассказать: настольную лампу украшал круглый абажур из белой бумаги, разрисованный и раскрашенный Хармсом. Первая встреча с ХармсомЧерез много лет один из наших общих друзей рассказал мне, как однажды, в его присутствии, Иван Павлович попросил у сына какую-нибудь книжку. Тот предложил ему «Аврору, или Зарю в утреннем восхождении» Якова Бёме. Вскоре старик вернул книгу, сказав, что не понял в ней ни бе, ни ме. Так сострить мог бы и сам Хармс. Впрочем, у Даниила Ивановича была, как мне кажется, совершенно особенная и отдельная жизнь, и он держался несколько в стороне от своих родственников. В мой первый приход я с ними не познакомился, да и в дальнейшем видел их лишь изредка. Иван Павлович ЮвачёвЧудачества и даже тики как-то удивительно гармонично входили в облик, и я не сомневаюсь, что были необходимы для творчества. Он держался всегда абсолютно естественно, несмотря на нервные подергивания; он просто не мог быть иным. Больше, чем кто-либо из людей, которых мне довелось близко знать, Хармс был одарен тем, что можно было бы назвать чувством формы. Он знал точную меру во всем и умел мгновенно отличить хорошее от дурного. Упоминание о ХармсеСлухи шли отовсюду. Мне запомнилось упоминание о Хармсе в последнем дневнике М. А. Кузмина. Но случай долго не сводил меня с Хармсом. Наконец, осенью 1938 года моя старинная знакомая, актриса и художница О. Н. Гильдебрандт сказала мне, что Хармс что-то слышал обо мне от общих друзей и хотел бы со мной познакомиться. Она предложила пойти к нему вместе с ней. Даниил Иванович ЮвачёвВ атмосфере мальчики быстро становились взрослыми. Жизнь преподносила им внушительные уроки. Такие категории, как юношеская непосредственность, наивность или доверчивость, бесследно выветривались из психологии моего поколения. В двадцать пять лет у нас был опыт поживших сорокалетних людей. Дружба с ХармсомЯ не мог тогда предполагать, что мне предстоит тесно сблизиться с этим человеком. Я был мальчишкой. До дружбы с Хармсом мне еще следовало дорасти. Прошло пять лет. Многим еще памятно, какие это были годы. Я помню, как шел однажды поздно вечером по Каменноостровскому от Карповки до Невы и насчитал по дороге восемь черных воронов, которые стояли у подворотен в ожидании добычи. Прохожие боязливо отводили от них глаза, стараясь делать вид, будто ничего не замечают. Неопубликованный дневник ХармсаНекоторые статьи и выступления собраны в составленном, но вышедшем уже после смерти томе «Очерков и исследований» (М.: Советский художник, 1978). В 1938 году, когда его ближе узнал Хармс, он служил младшим научным сотрудником в секции рисунков Русского музея. 
|
