Карло Боссоли

Черт возьми, не вовремя произнес -лось. Будто под руку: я ведь тут как раз добрался до отражения в мясницких пенатах главной темы всего моего повествования - «о Пастернаке в нас». Добрался до попытки высветить его фигуру, какой представала она в тех мясницких вольноговорениях - еще до решающего участия Андрея, но с решающим участием Марии Алексеевны. И получилось, что предупредил: точности от моего рассказа не ждите! Меж тем нужна бы точность: и там, в доме Кара-Мурзы, как и всюду, с Пастернаком все было не просто.

Огорчительно бывало услышать, что нет, он не приглашался и не приходил на салонные вторники, где излучалось в свое время «тепло, необходимое молодым». Мария Алексеевна была коллекционершей человеческих достопримечательностей. И в предреволюционные годы, когда появился в ее коллекции, изменчивой, как само время, Иван Александрович Аксенов, казалось, легче легкого мог появиться и его товарищ по модной московской литературной группе - Борис Пастернак. Не появился! «Ну почему же? - спрашивал я ретивей, чем нужно.- Он что же - не нравился вам?» Или еще как-нибудь - привязчиво, теряя чувство дистанции, точно это продолжался преферансный разговор о невзятых взятках, когда партнеры безвозрастно равноправны: «Отчего же вы не звали его?» Разумеется, Андрей ответить не мог. А из обрывков ответов Марии Алексеевны память собирает сейчас единый - довольно достоверный - монолог: