Карло Боссоли

Фрагментарность и внешняя динамичность видения еще более затрудняют и без того сложный (и прямо скажем - малоактивный) процесс постижения живописцем духовности, творческого своеобразия личности современного рабочего. Значительность метафорического полотна в немалой степени достигается за счет виртуозного владения временным протяжением образа. Тщательное изучение искусства прошлого позволяет художникам достигать убедительного ощущения времени - прошлого, остановившегося, будущего и, разумеется, настоящего, но чаще всего сиюминутного, ускользающего, остраненного и даже какого-то ирреального. Такого рода эффекты нередко становятся ведущими в полотне, и они, вероятно, вполне органичны, когда разрабатывается космологическая тема. Сложнее воспринять их в современном контексте. В подчинение «хроноэффекту» останавливается развитие сюжета, иллюзорное стереоскопическое пространство действия освобождается от всего «наносного», бытописательских деталей; цвет обретает ровное, отвлеченное звучание, метафизический свет обливает формы. Сугубой, тревожной, но все-таки невнятной временной определенностью наделяются «Индустриальный пейзаж» Р. Таммика (1982), «Взлетная площадка» Т. Насиповой (1980), не самые интересные парковые ландшафты Т. Винта. Преходящий и ничем не примечательный городской мотив С. Мурадяна («Перекресток», 1975), который, как и любой «сколок» жизни, может отразить нечто общее, типическое, прекрасное, благодаря остановившемуся времени обретает не поддающуюся прочтению «заглубленность», некое «экосостояние». Современнику, в общем не склонному преуменьшать значительность своего присутствия в мире, такие полотна не могут не нравиться. Ибо в такой интерпретации любой повседневный миг приобретает непознаваемую сверхсложность. Однако не кроется ли здесь умаление мига подлинно значительного, заполненного трудовым, интеллектуальным - и в самом деле героическим усилием?