Карло Боссоли

Напряженный, острый, иногда прямо ошарашивающий драматизм в рассказе о художнике и искусстве выявился и в творчестве Г. Кичигина. Его «Художник на Сенеже» (1981) - это, на первый взгляд, традиционный и типичный интерьер мастерской с фигурой художника, то есть композиция того типа, который давно и часто встречается. Но некоторые признаки заставляют думать иначе. Изображенный там художник показан со спины, он согнулся таким образом, будто прячет лицо. Мастерская заполняется сгущающимися, причудливо играющими тенями, придающими комнате немного фантастический характер. Запечатлен тот момент, когда наступление ночи вот-вот зальет темнотой и комнату, и холсты, и фигуру отвернувшегося художника. Мы видим его буквально в последний миг, при последних лучах света. Поэтому простая и традиционная композиция утрачивает безмятежность бессобытийного жанра. Она будоражит, внушает тревогу за героя картины. Драматические интонации резко усилились в «Портрете М. Тохтаева» (1983). Крепкая коренастая фигура художника, который с непонятным выражением лица (не то усталого и безразличного, не то обеспокоенного) рассматривает свою собственную тень на белом холсте не начатой картины - это, действительно, меньше всего может внушить умиротворенные ощущения. Трудно сказать, что может означать странная, резкая, похожая и непохожая на человеческую фигуру тень на белой поверхности, но такая картина, как эта вещь Кичигина, пишется не для отрады и отдохновения. «Притча о художнике и его тени» дает скорее некоторую встряску., Тени, которые тревожно, но еще мягко сгущались в прежних картинах Кичигина, стали превращаться в тени более гротескного и более «опасного» характера.