Советская живопись уже довольно долго разрабатывает особенный тип тематики этого круга, тот специфический вариант, который в мировом искусстве мало известен: это изображение приобщения к искусству нового творца, приходящего от земли и станка, из толщи народной жизни, из горнила войн и революций. Таковы «Братья Корины» М. Нестерова, «Гомер» Г. Коржева. Попытки изобразить пробуждение художника в человеке из простонародья делались давно (еще «малыми голландцами»), но этот поворот темы развит в мировом искусстве несравненно меньше, чем «апофеоз художника» или «апофеоз в страдании». Наше искусство в этом направлении продвигалось особенно активно по очевидным причинам социального порядка - хотя эта активность не означает художественной значительности всех результатов этого процесса. В последнюю треть XX века (по крайней мере на протяжении уже прожитой части этого периода) заметное развитие получила у нас еще одна тематическая линия. Она не восходит к прошлым векам, она связана скорее с традициями более близкого происхождения. Тема творчества довольно часто поворачивалась в искусстве XX века таким образом, что не приходится говорить ни о прославлении величия искусства, ни о пафосе его мучительности. Возникает ее философско-поэтическое осмысление. Изобразительные метафоры, притчи, иносказания говорят о таких вещах, как выбор пути художником, ответственность художника, парадоксы искусства, реальность и идеал и прочее. Интуитивное, окрашенное мифотворчеством философствование об искусстве (не рассудочное, а идущее из глубин творческой личности) более всего воплотилось в искусстве Пикассо, хотя он был не один и перекликался в данном отношении и с Риверой, с Гуттузо, и с другими мастерами.