Карло Боссоли

Многие художники - и среди них очень хорошие - работают в той или иной устоявшейся манере, отработанной предшественниками стилистике, лишь слегка модифицируя ее, развивая, придавая ей некоторый новый акцент. Но есть немногие, вовсе не являющиеся радикальными новаторами, но тем не менее создающие свой ярко выраженный язык, свою индивидуальную стилистику. Мы не сразу привыкаем к языку этих художников, к системе их образов, но, привыкнув, ловим себя на том, что даже реальный, окружающий нас мир начинаем видеть их глазами: деревья Сезанна, фальковские цветы на столе, дейнековские женщины и девушки Самохвалова, Армения Сарьяна и Акопяна, московские улицы М. Иванова и Брайнина и т. д. Здесь сказывается высокая степень суггестивности созданных художниками образов и их актуальность для зрителя. Что-то в этом роде происходит в результате более или менее продолжительного общения с живописью Натальи Нестеровой. Мы вдруг начинаем замечать, что окружающий нас мир наполнен, населен ее персонажами: люди на улице, в парке, на пляже, люди за столом, люди в забытых и в знакомых до странности одеждах - в соломенных шляпах, в габардиновых плащах, в чесучовых костюмах, в парусиновых туфлях, люди с маленькими глазами, с прическами только что от парикмахера, люди фланирующие, гуляющие, куда-то целеустремленно идущие, сидящие в бесцельном ожидании, участвующие в неких обрядах повседневного быта, наконец, просто людская масса или очеловеченное безлюдье... Все на фоне однородной летней зелени, осенней желтизны, многократно обновляемой белизны пароходов, парапетов, парковой скульптуры, балюстрад, охристой, розовой, сиреневой штукатурки городских домов, белесой голубизны небес. И все это предстает перед нами столь же материально осязательным, в такой же пастозной, корпусной фактуре, в таком же навязчиво утрированном колорите, как и в картинах Нестеровой.