Предметы и явления восприняты такими, какими они открываются в житейскую плоскость, как спрягают обманчиво прочную связь дней. В этой стороне реальности, как бы непосредственно примыкающей к конкретному и единичному человеческому существованию, есть своя правда и поэзия; они есть у Корниловой. Но ведь тут именно одна сторона, обманчивая полнота и связность; на самом деле все мелькает и канет неизвестно куда, не укорененное в мире. И когда в этот «микрокосм» единичностей проникает большое время, оно ставит в тупик. Вот детские лица, до которых дотягивается память, воссоздает так, что, кажется, ничто не могло пройти. И тут же - прозрачная, твердая, непреодолимая стена, незаметно наросшая между тем, что было, и тем, что сейчас. Кто из нас, глядя на старую фотографию или вспоминая какой-нибудь давний эпизод, не сталкивался с подобным несоответствием привычки к непрерывности и нарастающего разрыва! Но пока мы смотрим из своего повседневного опыта, мы не можем по-настоящему, конструктивно видеть ни этот расторгающий клин времени, ни связи, которые им не рвутся. Для этого необходимо выйти из состояния пассивного наблюдателя, из влекущего нас течения; надо самому обойти или повернуть мир, чтобы открылись его иные грани, обрисовался его зиждительный порядок; нужен не дневник, но постоянный исход за пределы узко понятого личного опыта, идея, картина. Что-то наподобие того, как в картинах Петрова-Водкина через каждый предмет проведена земная ось. Такой подход глубоко присущ русской художественной культуре, и он не должен прерваться.