Карло Боссоли

 Часто важным оказывается не то, что делает картину самостоятельным по отношению к натуре построением, но то, что, напротив, связывает ее с натурой неразрывно - как иллюзию натуры. Однако не на волне ее нарастания, а в момент спада, когда иллюзия оборачивается иллюзорностью, миражом. Вокруг этой идеи уже лет десять ходит современное искусство, но сейчас оно достигает какого-то предела истончения. У Брайнина мы весь мир застаем на грани уничтожения - дома, как бы подточенные с одного края, рушатся, как декорации в конце пьесы. Но картонны не только дома - в картине в целом обострилась эфемерность, присущая тонкой пленке. У фотореалистов эта натянутая пленка видимой логичности часто разрывается - и тогда прорываются и беспорядочные, экспрессивные штрихи, резкие удары, бесформенные пятна... Там можно узнать живописную манеру сегодняшней «пластики» - почти слепые движения кистью, которая не строит, не лепит, а постоянно то застилает, то открывает что-то, словно твердит одно и то же, проскальзывая вдоль полотна. Путь «интуитивной живописи» оказывается для гиперреализма закономерным - это как бы его оборотная сторона, акцентированная у Брайнина. У него многое просто противоположно живописи, которая всегда, объемом или плоскостью, так или иначе, но строит изображаемый мир. Здесь же нет откровенной плоскостности, но нет и объема, а только пятна, создающие его фикцию. Художник пишет не предметы, а их бледные проекции, а нередко и следы предметов, только указывающие на них, - тени, огни машин. Взгляд на мир сквозь призму фотографии как раз и призван освободить его от твердости и материальности, а не навести этот глянец; и это, пожалуй, пробный камень того, используются ли фотоприемы только внешне, как дополнительный козырь, или фотография, образно воздействуя на живопись обогащает ее, а точнее говоря, обедняет до того предела, за которым начинается какая-то новая жизнь.