Карло Боссоли

С давних пор за Владимиром Францевичем закрепилось в Эрмитаже ласковое прозвище Францевич, и никто, кроме, может быть, самых младших среди нас, иначе его за глаза и не называл. Это несколько простонародное обращение по отчеству, казалось бы, странное в применении к глубоко интеллигентному человеку в интеллигентской же среде, срослось с ним и уже никого не удивляло. И сам он, отлично зная, как его зовут, делал вид, что ничего не замечает, когда оно срывалось с чьих-либо уст в его присутствии; вероятно, оно даже нравилось ему.

Не было в нашей среде человека, относившегося к Владимиру Францевичу равнодушно. Он был естественным центром, в глубокой приязни к которому объединялись люди, порой далекие друг от друга. Его нездоровья, - а он болел в последние годы часто, - беспокоили всех, его выздоровления всех радовали. Трудно и теперь, по прошествии нескольких лет со дня его ухода из жизни (он скончался 27 июня 1972 года), представить себе Эрмитаж без Владимира Францевича. Сколько раз где-нибудь в Шатровом зале вы встречали его, медленно идущего с пачкой книг за спиной, издали узнавали сутуловатую фигуру, серебро коротко подстриженных волос, и вам хотелось тотчас же подойти к нему, проводить его - он любил, чтобы с ним кто-нибудь шел, - ответить на его неизменные вопросы, самому узнать что-нибудь новое по эрмитажной части, просто побыть с ним те несколько минут, которые разделяли библиотеку и его кабинет.